как сбежать из Казани в будущее
Рустам Ахмадеев - актер Театра Наций, лауреат премии «Золотой лист», обладатель Гран-при театрального фестиваля «Твой шанс». На сегодняшний день у актера, помимо нескольких киноработ, накопился большой опыт работы с разноплановыми театральными режиссерами: Денис Бокурадзе, Роман Феодори, Тимофей Кулябин, Галин Стоев, Виктор Алферов, Олег Глушков и т.д.
История, рассказанная Рустамом Ахмадеевым, в очередной раз доказывает, насколько важно не опираться только лишь на иллюзии, как о самом себе, так и о профессии в целом. Готовность к риску и экспериментам, постоянное движение вперед, самокритичность, но любовь к делу и уважение к собственным решениям – одни из составляющих души и характера артиста, коими совершенно точно обладает Рустам Ахмадеев.
КАЗАНЬ
Я родился в Махачкале, но мама и папа – чистокровные татары. Когда мне исполнилось 7-8 лет, мы с родителями переехали на родину моего папы – в Тюмень. После окончания 9 класса, мне в шутку сказали, что в 10 класс меня не возьмут из-за баловства. Но я сам решил уйти и поступил в Тюменский колледж искусств на специальность «актер театра кукол», чем привел родителей в шок. В нашей семье никто не выбирал творческих профессий, но я чувствовал, что меня действительно тянуло. Изначально, если честно, я хотел пойти на актера драматического театра, но такого отделения попросту не было.
В конце четвертого курса на нас приехали посмотреть театральные деятели из разных городов. Вместе с ними приехала женщина из Казани, которая, посмотрев наш дипломный спектакль, позвала меня в Казанский театр кукол. Я, конечно же, хотел поехать в Москву, но мне как раз было 18 лет – переломный момент в жизни всех парней, так как армия не ждет.
Уже в Казани эта женщина сказала мне, что что-то не получается и посоветовала поступать в Казанский институт культуры на актера театра кукол. Но зачем мне было проходить всю ту же программу?
В конце четвертого курса на нас приехали посмотреть театральные деятели из разных городов. Вместе с ними приехала женщина из Казани, которая, посмотрев наш дипломный спектакль, позвала меня в Казанский театр кукол. Я, конечно же, хотел поехать в Москву, но мне как раз было 18 лет – переломный момент в жизни всех парней, так как армия не ждет.
Уже в Казани эта женщина сказала мне, что что-то не получается и посоветовала поступать в Казанский институт культуры на актера театра кукол. Но зачем мне было проходить всю ту же программу?
И тут, очень кстати, я узнал, что Фарид Бикчантаев набирает курс для театра им. Г. Камала. Однако была одна проблема – татарский язык, который я не знал, несмотря на свои корни, но решил попробовать и пришел в театр на собеседование. Поговорил с бывшим директором театра – Шамилем Закировым, которого до сих пор вспоминаю с теплотой. Он проникся мной и отправил на разговор с Фаридом Бикчантаевым.
Фарид Рафкатович дал мне задание – выучить стихотворение и басню на татарском языке. У меня был месяц на подготовку. Стихотворение помню до сих пор. Я поступил. Но мне дали испытательный срок – год, объясняя это тем, что у них уже был ученик, не знающий языка, и с ним были проблемы.
В процессе обучения, я был под большим впечатлением. Мне очень нравился Фарид Бикчантаев, Радик Бариев и другие педагоги. В общежитии тоже сложилась своя атмосфера. Бывали даже случаи, связанные с группировкой «Хади Такташ». Помню, шли с ребятами поздним вечером после пар и репетиций, а нас вдруг окружает толпа парней, заводят за угол. Мы быстро реагировали, начинали петь и танцевать, вводя их в ступор, и они нас отпускали. Я впервые находился вдали от дома, почувствовал себя самостоятельным. Всё было по-настоящему, по-студенчески.
Фарид Рафкатович дал мне задание – выучить стихотворение и басню на татарском языке. У меня был месяц на подготовку. Стихотворение помню до сих пор. Я поступил. Но мне дали испытательный срок – год, объясняя это тем, что у них уже был ученик, не знающий языка, и с ним были проблемы.
В процессе обучения, я был под большим впечатлением. Мне очень нравился Фарид Бикчантаев, Радик Бариев и другие педагоги. В общежитии тоже сложилась своя атмосфера. Бывали даже случаи, связанные с группировкой «Хади Такташ». Помню, шли с ребятами поздним вечером после пар и репетиций, а нас вдруг окружает толпа парней, заводят за угол. Мы быстро реагировали, начинали петь и танцевать, вводя их в ступор, и они нас отпускали. Я впервые находился вдали от дома, почувствовал себя самостоятельным. Всё было по-настоящему, по-студенчески.
“
В нашей семье никто не выбирал творческих профессий, но я чувствовал, что меня действительно тянуло.
Вместе с тусовками, общением и учебой, передо мной стояла важная задача – выучить язык. Помимо практики общения с однокурсниками, я нашел даже аудио-курс обучения татарскому языку. Но я чувствовал, что что-то не то. Мало того, что существовал языковой барьер, еще и программа, по которой учат на первом курсе театральных вузов везде примерно одинаковая. У меня уже был опыт актерских этюдов и тренингов, была база, благодаря которой, я видел, что педагоги мной довольны и заинтересованы. Вскоре я, если честно, расслабился. Мне стало попросту неинтересно. Я понимал, что мне нужно в Москву. Зимой, когда наступало время показа этюдов перед каникулами, передо мной встал сложный выбор. Я метался, так как осознавал, что, если я сейчас скажу о своем желании уйти – меня не поймут и начнут, возможно, отговаривать. Я замечал внимание в свою сторону, знал, что на нас рассчитывают, потому что уже с первого курса вводили в спектакли в качестве массовки. Всё казалось довольно серьёзным. Так я понял, что, если я скажу сейчас, то никогда уже не уйду. Сейчас или никогда. |
ПОБЕГ ИЗ КАМАЛОВСКОГО
Где-то в январе, прямо перед показом, я открыл глаза, собрал вещи и уехал. Я собрался и уехал в Тюмень, никому ничего не сказав, включая родителей. Сейчас я понимаю, что можно было решить это спокойнее, да и тогда осознавал, что поступок крайне странный и некрасивый. По сути, я просто сбежал. Но казалось, что другого выбора нет.
В Тюмени я провел две недели. В один из дней, я поднял трубку домашнего телефона, а там обеспокоенный голос Шамиля Закирова: «Мы ищем Рустама. Он потерялся. Что с ним происходит? Что-то случилось? А вы кто?» Я был в шоке и ответил: «А это брат его». В это же время начал разрастаться миф о том, что мы с ребятами якобы занимались «запрещенными вещами», все вдруг начали говорить, что я какой-то странный и так далее.
В Тюмени я провел две недели. В один из дней, я поднял трубку домашнего телефона, а там обеспокоенный голос Шамиля Закирова: «Мы ищем Рустама. Он потерялся. Что с ним происходит? Что-то случилось? А вы кто?» Я был в шоке и ответил: «А это брат его». В это же время начал разрастаться миф о том, что мы с ребятами якобы занимались «запрещенными вещами», все вдруг начали говорить, что я какой-то странный и так далее.
Сказав, что еду обратно в Казань, я поехал в Москву готовиться к поступлению. Конечно, вскоре родители узнали, у нас состоялся серьезный разговор, после которого отец приехал за мной в Москву, и мы поехали в Казань, чтобы забрать документы. Шамиль Зиннурович и Фарид Рафкатович предлагали мне вернуться, говорили, что хотят видеть меня на курсе. Мало того, что я был напуган и до конца не отдавал отчет своим действиям, они оба удивились царапинам на моих руках, оставшимся после игр с домашней кошкой в Тюмени. Под обеспокоенные возгласы «Ты что, наркоман?!», я ощущал себя в окружении двух заботливых дедушек, но был твердо уверен в своем решении.
Конечно, все это время я по-человечески переживал. Совесть мучает до сих пор. Я не жалею о поступке, однако, все время думаю – надо приехать, извиниться, сказать «спасибо», но все никак не получается.
Конечно, все это время я по-человечески переживал. Совесть мучает до сих пор. Я не жалею о поступке, однако, все время думаю – надо приехать, извиниться, сказать «спасибо», но все никак не получается.
Я безумно благодарен этому времени. Я пережил кучу насыщенных дней в Казани, учился у больших мастеров своего дела, приобрел однокурсников, с которыми до сих пор поддерживаю связь и горжусь ими, ведь они сейчас – костяк театра им. Г. Камала. |
МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ
Поступление в Москве было очень тяжелым. Нас держали в постоянном напряжении, проверяли со всех сторон, заранее готовили к непредсказуемости самой профессии. После каждого тура всех абитуриентов собирали в одной аудитории и тех, чьи фамилии называли, должны были перейти в другую аудиторию. Никто никогда точно не знал, что это значит – прошел или нет? В итоге, я был одним из 25 человек, кто поступил на режиссерско-актерский курс в одну из лучших мастерских страны под руководством Олега Львовича Кудряшова.
Моя мечта сбылась: круглосуточная учеба, репетиции с разными студентами-режиссерами, постоянный страх, от которого хотелось трудиться еще усерднее. Сначала я пахал от страха перед отчислением, потом от удовольствия. Случилось всё, чего я давно хотел. Всё было отлично. И, вдруг, на втором курсе, во время репетиции перед очередным показом работ, у входа в кафедру, где педагоги обычно обсуждают увиденное, я встретился глазами с Радиком Бариевым. Мы оба были в шоке. Из разговора с ним я узнал, что театр Г. Камала приезжал тогда на гастроли в Москву, а он заодно приходил спросить по поводу поступления одной девушки из Казани. Таким образом, все узнали, что я учусь в Москве.
СУДЬБОНОСНЫЙ СЛУЧАЙ
Дипломный спектакль нашего курса - «Географ глобус пропил» по А. Иванову - прогремел на фестивале дипломно-театральных работ «Твой шанс», в котором мы выигрывали год за годом. Спектакль был действительно очень популярным, все его оценивали. За нами вообще очень тщательно следили, потому что все были наслышаны о предыдущем курсе О. Кудряшова. Ситуация была схожа с той, что была в Казани – все с самого начала возлагали на нас большие надежды.
После выпуска мы были нарасхват, но никто из курса в репертуарные театры не спешил. Мы чувствовали, что у нас все должно быть в порядке, так как тогда, ко всему прочему, происходил некий слом поколений в театральном мире: «Студия театрального искусства» Сергея Женовача, старшие «кудряши» гремели со своими дипломными спектаклями, Евгению Миронову дали здание и т.д.
Дипломный спектакль нашего курса - «Географ глобус пропил» по А. Иванову - прогремел на фестивале дипломно-театральных работ «Твой шанс», в котором мы выигрывали год за годом. Спектакль был действительно очень популярным, все его оценивали. За нами вообще очень тщательно следили, потому что все были наслышаны о предыдущем курсе О. Кудряшова. Ситуация была схожа с той, что была в Казани – все с самого начала возлагали на нас большие надежды.
После выпуска мы были нарасхват, но никто из курса в репертуарные театры не спешил. Мы чувствовали, что у нас все должно быть в порядке, так как тогда, ко всему прочему, происходил некий слом поколений в театральном мире: «Студия театрального искусства» Сергея Женовача, старшие «кудряши» гремели со своими дипломными спектаклями, Евгению Миронову дали здание и т.д.
Уехав ненадолго отдохнуть в Тюмень после выпуска, я получил сообщение от моего однокурсника Туфана Имамутдинова, с которым, в процессе учебы, быстро нашел общий язык. Его пригласили ставить спектакль в Театре Наций, и он позвал меня участвовать. Спектакль назывался «Сиротливый запад» по пьесе М. МакДонаха. Было задействовано не так много актеров – я и еще трое старших «кудряшей». Работа шла хорошо, все-таки общая мастерская, общий язык. Мой персонаж страдал аутизмом. Тогда для меня произошел слом. Я нашел интересную книгу об актерской психологии, начал экспериментировать с собой, существовал в обычной жизни так, как мог бы существовать мой герой, меняя пластику, речь и поведение.
После показа спектакля Евгений Миронову, он всерьез заинтересовался мной и дал разрешение выпустить наш спектакль в филиале театра им. А. Пушкина, так как в Театре Наций на тот момент был ремонт. Этот период стал для меня откровением, а роль по-настоящему знаковой. Далеко не всё всегда получалось, но я определенно получал удовольствие от происходящего вместе со зрителями.
После показа спектакля Евгений Миронову, он всерьез заинтересовался мной и дал разрешение выпустить наш спектакль в филиале театра им. А. Пушкина, так как в Театре Наций на тот момент был ремонт. Этот период стал для меня откровением, а роль по-настоящему знаковой. Далеко не всё всегда получалось, но я определенно получал удовольствие от происходящего вместе со зрителями.
КАТОРИНА И ПЕТРУЧЧО
Во главе с Евгением Мироновым, с 2006 года, театр формировался, как структура, в которой нет границ между жанрами, стилями и формами. В театре нет штатной актерской группы, для каждого спектакля организовывается отдельный кастинг. Несмотря на то, что с каждым годом все чаще ориентируются на медийных лиц, с 2010 года меня постоянно приглашают на кастинги. И я их, в основном, прохожу.
Однажды меня взяли даже без кастинга. В 2013 году набрали группу молодежи для спектакля режиссера Романа Феодори по пьесе У. Шекспира «Укрощение строптивой». На главные роли – Каторины и Петруччо – пригласили Чулпан Хаматову и Максима Аверина. Феодори дал нам две недели, в течение которых вынужден был отсутствовать; попросил нас самим выбрать роли, кроме Каторины и Петруччо, которые мы хотели бы сыграть и сделать актерские этюды, чтобы познакомиться с нами уже в процессе работы.
Однажды меня взяли даже без кастинга. В 2013 году набрали группу молодежи для спектакля режиссера Романа Феодори по пьесе У. Шекспира «Укрощение строптивой». На главные роли – Каторины и Петруччо – пригласили Чулпан Хаматову и Максима Аверина. Феодори дал нам две недели, в течение которых вынужден был отсутствовать; попросил нас самим выбрать роли, кроме Каторины и Петруччо, которые мы хотели бы сыграть и сделать актерские этюды, чтобы познакомиться с нами уже в процессе работы.
Выбранную роль – слуги Транио – я проработал полностью. Иногда придумывались абсолютно абсурдные вещи, но мне это настолько нравилось, что загоревшись вновь возродившейся студенческой атмосферой с этюдами и круглосуточной работой, я расписал даже продолжение истории своего героя. Таким образом, показав зачин, меня окончательно утвердили в этой роли за месяц-полтора до премьеры.
Однако мы начали замечать, что Аверина никогда не бывает, хотя у них с Чулпан всё это время должны были быть отдельные репетиции. В какой-то момент, когда до премьеры оставалось около двадцати дней, нас собрали и сказали, что Максим Аверин не будет принимать участие в спектакле. Нужно было срочно кого-то вводить, и руководство выбирало между Сашей Яхиным и мной. Так, опять же посредством актерских этюдов, выбрали меня. Это был шок.
Причем, этот шок, как ни странно, был совсем не радостный, несмотря на то, что такой шанс выпадает редко. Я очень комфортно чувствовал себя в роли Транио, над которой так долго работал, и было тяжело отдавать ее другому актеру. Роль Петруччо же была практически не готова, за исключением нескольких схематичных заготовок. Помимо огромных монологов и маленького количества отведенного времени, речь шла о Шекспире. Я честно признавал, что мне пока эта «рубашка велика». Учитывая склонность к самокритике, возникло множество вопросов и претензий к себе. Тогда я почувствовал невероятную поддержку от Чулпан. Она мне звонила, помогала, давала советы. Возможно, даже не подозревая этого, она меня очень многому научила. Для меня было открытием то, как она умеет показывать свои слабости. Во время репетиций, я видел, что у нее многое не получается, но она абсолютно нормально к этому относится и позволяет себе ошибаться. Я всегда думал, что нельзя показывать свою уязвимость, а она, осознавая, что кто-то может ее уколоть или ранить, сохраняет свою незащищенность, принимая любое отношение к себе. Я воспринял это, как мужество, не свойственное многим мужчинам и почувствовал, насколько это важно только благодаря ей. |
“
Я всегда думал, что нельзя показывать свою уязвимость, а она, осознавая, что кто-то может ее уколоть или ранить, сохраняет свою незащищенность, принимая любое отношение к себе.
РАЗГОВОР С САМИМ СОБОЙ
Нам дали дополнительное время на «обкатывание», чтобы проверить спектакль на зрителе. Пару раз на большой сцене спектакли заменялись нашим. Причем, зрители узнавали это буквально перед спектаклем от Евгения Миронова. После 5-6 показов я чувствовал себя униженным, честно признаваясь себе, что откровенно не дотягиваю.
Перед одним из таких показов случилось то, что навсегда развеяло многие комплексы и страхи во мне. Я стоял перед закрытыми кулисами, за которыми сидел полный зал зрителей и говорил сам себе: «Рустам, смотри. Ты думал о какой-то карьере? Вот тебе Театр Наций. Вот тебе аншлаг. Вот ты в главной роли. Вот твоя партнерша – Чулпан Хаматова. А почему сейчас ты не испытываешь того, что испытывал, находясь в ГИТИСе, в маленькой аудитории? Давай! Покажи, на что ты способен!»
Перед одним из таких показов случилось то, что навсегда развеяло многие комплексы и страхи во мне. Я стоял перед закрытыми кулисами, за которыми сидел полный зал зрителей и говорил сам себе: «Рустам, смотри. Ты думал о какой-то карьере? Вот тебе Театр Наций. Вот тебе аншлаг. Вот ты в главной роли. Вот твоя партнерша – Чулпан Хаматова. А почему сейчас ты не испытываешь того, что испытывал, находясь в ГИТИСе, в маленькой аудитории? Давай! Покажи, на что ты способен!»
Я понял тогда, что неважно, в каком ты театре и какая у тебя роль. До этого казалось, что все получается - я слышал похвалу в свой адрес, чувствовал себя в шоколаде и однажды даже, за четыре дня до того, как мне дали роль Петруччо, на секунду поймал себя на мысли – «вроде, прикольно, но как-то скучно». И вот случился переворот. Вот она ответственность, о которой ты не представляешь, когда думаешь, что всё умеешь. В этой экстремальной ситуации я понял, что не существует никакой карьерной лестницы. Существует только случай, после приобретения которого, остаетесь только ты и твоя любовь к делу. Дальше выбор за тобой.
В итоге, спектакль «Укрощение строптивой» стал одним из долгожителей. Мы играли его четыре года, учитывая то, что спектакли-хиты в Театре Наций играются, в основном, максимум года два. Я рос вместе с этим спектаклем и чувствовал себя увереннее. После такого опыта мне ничего уже было не страшно. Все проекты, в которых я участвовал в дальнейшем и над которыми работаю до сих пор, подтвердили главную суть, усвоенную мной во время учебы – важно не ждать, а предлагать. Придумывай, сочиняй, предлагай, работай на опережение. Важно чувствовать себя не просто исполнителем, а быть в соавторстве с режиссером. Должно быть ощущение, что это часть тебя.
Сегодня я с уверенностью могу сказать, что нахожусь на своем месте. Я совершенно точно театральный актер и ни разу не пожалел о своем отказе от репертуарных театров, так как мне удалось поработать с потрясающими режиссерами и великими актерами.
“
Театр, в целом, строится на риске, экспериментах, пробах и ошибках, без которых никогда не произойдет движения вперед.
Совсем скоро, насколько позволит нынешняя ситуация в мире, состоится премьера нового спектакля по пьесе Генриха фон Клейста «Разбитый кувшин», в котором, помимо меня, так же примут участие Ингеборга Дапкунайте, Владимир Еремин, Олег Савцов и т.д. Этот проект – новый опыт, причем, для всех. Во-первых, Тимофей Кулябин – мастерски превращающий классический материал в современную постановку, - впервые ставит комедию.
Во-вторых, актерам, привыкшим к отдаче и энергии зрителя, неизвестное количество времени предстоит играть спектакль лишь на половину зрительного зала. Я пока не представляю, как это будет, но уверен, что такие эксперименты тоже необходимы. Театр, в целом, строится на риске, экспериментах, пробах и ошибках, без которых никогда не произойдет движения вперед.
Беседовала Камила Айтуганова
все фотографии взяты с официального сайта Молодежного театра на Фонтанке и социальных сетей театра
